5e07002e     

Емец Дмитрий Александрович - Ярослав Мудрый



Дмитрий Емец
ЯРОСЛАВ МУДРЫЙ
СКОРБЬ ВЕЛИКАЯ
У недавно отстроенных каменных стен Десятинной церкви Пресвятой Богородицы
в Киеве толпился народ. Начал стекаться он сюда еще с рассветом, а теперь к
полудню стало совсем не протолкнуться. Как гороху насыпало люда киевского: и
ремесленники с закопченных приднепровских проулков, и купеческие приказчики с
торговых рядов, и челядь из Детинца. Переговариваются, галдят, теснят друг
друга, ругаются. Внутрь храма никого не пускают: у дверей плотно сомкнулись
дружинники. На суровых бородатых лицах застыло новое, какое-то непонятное
выражение. То ли торжественность, то ли затаенная скорбь - поди разбери. Но
важное что-то, страшное - это ощущалось всеми.
- Что стряслось, соколики? Али умер кто? А? Страсть знать охота! -
изнывала от любопытства дородная купчиха.
- Ступай, мать. Прочь пошла! Не велено сказывать! - глухо ответил ей
пожилой дружинник. Его щеку до самого глаза пробороздил длинный шрам. В
глубине шрама, у глаза, что-то странно поблескивало.
Другие дружинники тоже отмалчивались.
Да разве скроешь правду?! Всеведающие побирушки уже разносили слухи.
- Святополк-то, окаянный, хотел утаить смерть отца! Как умер Владимир наш,
Солнышко Красное, разобрал Святополк потолок между клетьми, в ковер спрятал
тело отцово, а ночью на санях свез его в Киев. Не хотел, чтоб ведали о его
смерти.
Стон пронесся по толпе. Волнами раскатился страшный шепот: умер, почил
старый князь Владимир, надёжа русской земли. Вот зарыдала в голос молодуха,
вот торопливо закрестился монашек, вот чумазый подручный кузнеца неуклюже
стянул заскорузлой ручищей баранью шапку.
- Неужто умер старый князь? А где положили его? - спросил у побирушки
молодой боярич.
- В Десятинной церкви, батюшка! Помилуй, Господи, нас, грешных! За грехи,
за грехи наши! - побирушка притворно вздохнула, не сводя глаз с кошелька.
Цепкая рука, схватив монету, мгновенно перестала трястись. Нищенка сунула
денежку за щеку и, юрко, словно салом намазанная, протискиваясь, скрылась в
толпе. Добычливый нынче день у побирушки, такой день целый год кормит.
Внезапно толпа расступилась, словно тесто, по которому провели острым
ножом. Киевляне молчаливо смотрели, как к храму, ни на кого не глядя, двигался
старший сын Владимира Святополк. Сквозь притворную скорбь проглядывала
озабоченность. Между бровями залегла складка. Перед Святополком, грубо
расталкивая киевлян, колотя замешкавшихся мечами в ножнах, шли его
телохранители варяги.
Шептала неодобрительно толпа:
- Гля, иноземцами себя окружил... варягами. Мало они нам крови
перепортили.
- И то правда. Русская дружина у него не в чести. Недаром отец в заточении
его держал. Сказывают за то, что поддавался Святополк католичество принять,
полякам отдать город свой Туров... Жена-то его самого Болеслава Польского
дочь. Она ему и нашептыват...
- Вот горе-то, не в отца сын пошел. На кого оставил нас князь Владимир?
СВЯТОЙ КНЯЗЬ БОРИС
Ни много ни мало двенадцать сыновей осталось у почившего князя Владимира -
крестителя и заступника земли русской. Еще при жизни раздал Владимир сыновьям
уделы во владение. Старший Святополк сидел в Турове, любимец отца Борис - в
Ростове, Глеб - в Смоленске, Ярослав - в Новгороде, Святослав - в стороне
древлянской. Грузный телом Мстислав сидел в Тмутаракани, единокровный, от
Рогнеды же, брат его Всеволод во Владимире-Волынском, Судислав - во Пскове.
Когда пробил час и умер Владимир, в Киеве оказался один только корыстный
Святополк. Любимец отца кня



Содержание раздела